МАЯКОВСКИЙ-ЛИРИК
После похорон В. Маяковского Марина
Цветаева напишет: «Боюсь, что, несмотря на
народные похороны, на весь почет ему, весь
плач по нем Москвы и России, Россия и до
сих пор не поняла, кто ей был дан в лице Ма-
яковского».
Маяковский остался непонятым. Пред-
чувствие этого трагического отчуждения, не-
понимания самого глубокого и чистого, что
было в нем, тревожило поэта еще за несколь-
ко лет до смерти:
Я оточу быть понят моей страной.
А не буду понят, что ж.
По родной стране пройду стороной,
Как проходит косой дождь.
В ранней лирике Маяковского окружаю-
щий мир трансформируется в яркие, порой
противоречивые образы. Каждый штрих,
каждая деталь, любое слово — все несет на
себе отпечаток личности, настроения, чувст-
ва автора! Как неоднозначно, противоречиво
воспринимает он все, о чем пишет! Напри-
мер, нередко поэт обращается в лирических
стихотворениях к небесной своей подруге —
луне. Она для него может быть и «любов-
ницей рыжеволосой», и матерью его поэзии.
Он наделяет ее чертами женщины — ее теп-
лом, чуткостью, пониманием. Он обращается
к ней со словами: «Ведь это ж дочь твоя —
моя песня...». Но вот настроение кроткой
любви, какого-то неуловимого духовного еди-
нения с окружающим миром сменяется нео-
жиданным прозрением. Так же остро и силь-
но, как ранее любил, теперь чувствует поэт
всю мерзость, склизкую и безысходную враж-
дебность этого мира. И луна — та же самая лу-
на — видится поэту совершенно иной: «...а за
солнцами улиц где-то ковыляла никому не
нужная дряблая луна».
Необходимый для каждой человеческой
души этап личностного, морального самоут-
верждения совпадает у Маяковского со вре-
менем его творческого становления. Отсю-
да та противоречивость, бескомпромиссность,
которая свойственна его ранней лирике.
Ощущение прилива творческих сил, готов-
ность к работе, постоянное духовное неспо-
койствие определяют поэтическое кредо Ма-
яковского: он должен дать язык безъязыкой
улице. Он должен отдать трактирам и пло-
щадям этот свой рвущийся, непокорный, не-
прожеванный крик. Эта роль не может не
быть святой для поэта. Он жаждет призна-
ния, он верит, что достоин его. Только на-
смешливость, присущая юности, заставляет
не только мучиться и любить, обличать и
восхищаться, но и слегка иронизировать над
собой:
И бог заплачет над моею книжкой!
Не слова — судороги, слипшиеся комом,
и побежит по небу
с моими стихами под мышкой
и будет, задыхаясь, читать их своим
знакомым.
Но помимо личностных противоречий, су-
ществующих внутри самого поэта, углубля-
ются и трагические противоречия эпохи, со-
временником которой ему довелось стать,
времени, характеризующегося ломкой миро-
понимания тысяч людей. Все это не может не
отразиться на творчестве, и вот появляются
ноты безверия, опустошенности, обманутос-
ти, разочарования:
Я одинок, как последний глаз
У идущего к слепым человека!
Боль, одиночество, которое переживает по-
эт, он не может отделить от трагической судь-
бы своей родины, своего времени, своего по-
коления:
Ты!
Нас — двое, раненных, загнанных ланями,
975
Вздыбилось ржанье оседланных смертью
коней.
Дым из-за дома догонит нас длинными
дланями,
Мутью озлобив глаза догнивающих
в ливнях огней!
«Сестра моя!» — так обращается Маяков-
ский к земле в стихотворении «От усталос-
ти». В сознании поэта живут не только гло-
бальные, эпохальные мысли. Как способен он
чувствовать, сопереживать, как способен на-
слаждаться земными человеческими радос-
тями! Через много лет, когда юный лирик с
раненым сердцем встанет бойцом в рабочий
строй, когда почти все забудут о его первой,
настоящей поэзии, поэзии сердца и любви,
поэзии, исполненной боли и одиночества, по-
эзии колких рифм и разлетающихся строк,
поэзии, коробящей и бьющей наотмашь,
нежной и поющей, лирический мотив вновь
воспрянет в Маяковском.
Где выход из тупика, из непонимания, о ко-
тором писала Цветаева? Быть может, будущее
воспримет поэта, поймет и примет его настоя-
щим, открытым, искренним?
Грядущие люди!
Кто вы? Вот я, весь боль и ушиб.
Вам завещаю сад фруктовый моей
великой души.