«МЫ» Е. И. ЗАМЯТИНА — РОМАН-АНТИУТОПИЯ
«Будущее светло и прекрасно9, — писал в своем небезызвестном
романе «Что делать?» идеолог русской революции Н. Г. Чернышев-
ский. С ним соглашались многие русские писатели прошлого столе-
тия, создавшие свои варианты социальных утопий, а именно:
Л. Н. Толстой и Н. А. Некрасов, Ф. М. Достоевский и Н. С. Лесков.
XX век внес в этот хор писательских голосов свои коррективы: в
нашу историю пришло то, что получило название эпохи тоталита-
ризма. Украсив себя лозунгами о социалистическом рае на земле,
революционная власть провозгласила главенство политики над ис-
кусством, наукой, над человеческой личностью с ее неповторимым
духовным миром. В связи с этим литература рассматривалась всего
лишь как послушный инструмент политического режима. Но даже
в таких тяжелых условиях подлинный художник оставлял за собой
право беспристрастного суда над временем и людьми. Пример то-
му — роман Евгения Ивановича Замятина «Мы», увидевший свет в
далеком 1925 году.
Уже в упомянутом выше романе Н. Г. Чернышевского нарисо-
ван будущий «город солнца», воплощающий радость и гармонию
на земле. Замятин во многом повторяет описание этой классиче-
ской литературной утопии: перед нами предстают «стеклянные ку-
пола аудиториумов», «стеклянный, электрический, огнедышащий
«Интеграл», «божественные параллелепипеды прозрачных жи-
лищ». Каково же отношение автора ко всему этому великолепию?
Писателя интересуют не столько признаки материального благопо-
лучия и прогресса, сколько духовное состояние будущего общества
и прежде всего взаимоотношения личности и государства. В этом
смысле роман «Мы» не фантастическая мечта художника эпохи со-
циализма, а скорее проверка большевистской мечты на ее состояте-
льность, «человечность». Именно с этим связана идея произведе-
ния, вытекающая из авторских наблюдений за судьбой тех, кто со-
ставляет народонаселение хрустально-алюминиевого рая будущего.
Повествование в романе ведется от лица рассказчика, личность
которого заслуживает особого внимания. Это человек без имени,
Д-503 — один из математиков Единого Государства. Он боготво-
рит «квадратную гармонию» общественного устройства, которое
заботливо обеспечивает «математически безошибочное счастье»
для любого, живущего на этой земле. В обществе покорных «ну-
меров» каждый получает сытость, покой, соответствующее заня-
тие и полное удовлетворение физических потребностей. А что вза-
мен? Совсем «немного»: надо отказаться от всего, что отличает те-
42
бя от других, избавиться от своей индивидуальности и стать без-
ликим «нумером». Приняв эти условия, можно получить «полно-
ценное» существование: это жизнь по законам Часовой Скрижали,
отгороженность от мира Зеленой Стеной, постоянная слежка со
стороны Хранителей из службы безопасности. В таком обществе
все контролируется и подлежит строгому учету: музыка заменяет-
ся Музыкальным заводом, литература — Институтом Государст-
венных Поэтов и Писателей, пресса — Государственной Газетой и
так далее. Важнейшим событием в жизни Единого Государства яв-
ляется День Единогласия, когда осчастливленные властью Благо-
детеля люди подтверждают радость своего рабского состояния.
Но даже такая хорошо отлаженная государственная машина да-
ет сбой: человеческая природа упорно сопротивляется идее безли-
кого, унылого существования. В этом противоречии кроется основ-
ной конфликт произведения, прямо соотносящийся с судьбой глав-
ного героя. Д-503 вдруг начинает ощущать в себе те самые запрет-
ные чувства, которые нарушают гармонию Единого Государства.
Герой влюбляется, его начинают посещать неясные мысли и сме-
шанные чувства. Подобные процессы происходят и с тысячами дру-
гих «нумеров», открывающих в себе что-то неповторимое, отличное
от других. Для всемогущей государственной Системы это означает
неслыханный заговор, опаснейший бунт! И действительно, зреющее
недовольство перерастает в восстание низов, которое возглавляет
возлюбленная главного героя — 1-330. Какие же цели преследуют
бунтовщики? Это возвращение к нормальной, естественной, под-
линно человеческой жизни, обретение права на любовь, творчество,
свободное выражение своих мыслей. Но силы в этой борьбе явно не
равны: безжалостная государственная машина подавляет этот по-
рыв «неблагонадежных». В самом способе подавления проявляется
поистине «высший разум» Единого Государства: им разрабатывает-
ся и внедряется в практику операция по удалению «лишних» эмо-
ций и фантазий, то есть всего человеческого в человеке. Такому чу-
довищному эксперименту подвергается и сам Д-503: ему удаляют
«центр фантазий» путем прижигания Х-лучами «жалкого мозгово-
го узелка». И вот итог операции: «Никакого бреда, никаких неле-
пых метафор, никаких чувств: только факты».
При чтении этих страниц романа испытываешь чувство грусти и
безнадежности: сам принцип бездушной организации общества вне-
дряется внутрь человека, полностью убивает его сознание. Мы ста-
новимся свидетелями вмешательства государства в сокровенный
мир личности, в его самые тонкие сферы. Все это сказывается в
личной судьбе Д-503: герой-рассказчик теряет свое «я» и снова ве-
рой и правдой служит Единому Государству, предавая свою воз-
любленную (1-330 погибает под пытками, никого не выдав). В итоге
торжествует идея механизированного, лишенного какой бы то ни
было поэзии мира: «С закрытыми глазами, самозабвенно кружи-
лись шары регуляторов; мотыли, сверкая, сгибались вправо и вле-
во; гордо покачивал плечами балансир; в такт неслышной музыке
приседало долото долбежного станка. Я вдруг увидел всю красоту
этого грандиозного машинного балета...» Это наблюдение за одно-
образной, равномерной работой машины — своеобразный апофеоз
43
несвободы, заложенной в основание Единого Государства, превра-
щающего отдельное «я» в безликое «мы».
Финал романа возвращает нас к его названию, имеющему осо-
бый смысл.
«Допускать, что у «я» могут быть какие-то «права» по отноше-
нию к Государству, и допускать, что грамм может уравновесить
тонну, — это совершенно одно и то же. Отсюда — распределение:
тонне — права, грамму — обязанности; и естественный путь от ни-
чтожества к величию: забыть, что ты — грамм, и почувствовать се-
бя миллионной долей тонны...» Эти рассуждения героя вполне со-
относятся с выводами автора: тоталитарное государство опирается
не на сумму отдельных «я», а на миллионные доли огромного и мо-
нолитного целого, именуемого «мы». Такому обществу суждено не-
завидное будущее, которое обречет людей на безликое, лишенное
жизненной яркости существование. Идея солидарности, равенства,
братства, провозглашенная в свое время большевиками, у Замяти-
на обретает характер антиутопии, определяющей жанровое своеоб-
разие произведения. Это действительно антиутопия, отображающая
пагубные и непредвиденные последствия слепого следования социа-
льному идеалу как догме, претендующей на абсолютную истину.
Особенности жанра требовали от писателя особого метода изо-
бражения. Замятин вырабатывает свой метод, созвучный стилю
эпохи, — «неореализм», понимаемый как соединение реальности и
фантастики. Фантастичны общество прозрачных стен, гигантская
сверхмощная космическая машина «Интеграл», невиданные чудеса
техники будущего. Реальны человеческие характеры и судьбы, их
мысли и чувства, не заслоняемые волей верховного правителя —
Благодетеля. Этот художественный сплав создает «эффект присут-
ствия», делает повествование увлекательным и ярким.
В связи с особенностями метода следует обратить внимание на
стиль Замятина. Прежде всего это ироническая и подчас сатириче-
ская окраска монологов главного героя, обнажающая авторское от-
ношение к ним. Вот рассуждения Д-503 об «отсталых» предках:
«Не смешно ли: знать садоводство, куроводство, рыболовство (у нас
есть точные данные, что они знали все это) и не суметь дойти до по-
следней ступени этой логической лестницы: детоводства», К этому
надо добавить особую динамику повествования: в романе много
чисто кинематографических приемов изображения (достаточно
вспомнить уже процитированную сцену «машинного балета»). Ди-
намизм стиля соответствует процессу модернизации, индустриали-
зации, которым была охвачена страна, пережившая социальную
революцию. Такой стиль позволяет запечатлеть жизнь в ее движе-
нии, развитии, дает возможность развернуть картины будущего в
напряженной динамике будней Единого Государства.
Своеобразие замятинской стилистики наложило отпечаток и на
отбор языковых средств в повествовании. Обращает на себя внима-
ние обилие научно-технических терминов: касательная ассимптота,
фнолектор, нумератор, поршневый шток и тому подобное. Все это
как нельзя лучше передает атмосферу, царящую в технократиче-
ском обществе, лишенном подлинных представлений о прекрасном.
Вспомним рассуждения Д-503 в 12-й записи: «Я думал: как могло
44
случиться, что древним не бросалась в глаза нелепость их литера-
туры и поэзии. Огромнейшая великолепная сила художественного
слова тратилась совершенно зря. Просто смешно: всякий писал, о
чем ему вздумается. Так же смешно и нелепо, как то, что море у
древних круглые сутки билось о берег, и заключенные в волнах
силлионы килограммометров уходили только на подогревание
чувств у влюбленных». Герой-рассказчик постоянно что-то доказы-
вает, обосновывает, разъясняет самому себе, будучи абсолютно уве-
ренным в высшей гармонии нового времени. Отсюда — множество
риторических эмоциональных конструкций, делающих монологи
живыми и полемичными. В итоге, несмотря на ложность многих
рассуждений главного героя, все время ощущаешь его живым чело-
веком, несчастным в своей слепой вере в чудеса тоталитарного про-
гресса («Сердце во мне билось — огромное, и с каждым ударом оно
выхлестывало такую буйную, горячую, такую радостную волну»).
Проснувшееся в безымянном «нумере» поэтическое начало создает
резкий контраст с неподвижным миром техники: «Я — один. Ве-
чер. Легкий туман. Небо задернуто молочно-золотистой тканью, ес-
ли бы знать, что там — выше?» Таким образом, язык и стиль рома-
на тесно связаны с его проблематикой и образной системой.
Наблюдения над текстом романа-антиутопии приводят к выводу
и о высоких художественных достоинствах произведения. Кроме то-
го, язык и сама проблематика романа воспринимаются сегодня не ме-
нее остро, нежели в двадцатые годы. К сожалению, многие догадки и
фантазии Замятина стали в нашей истории суровой реальностью: это
и культ личности, и пресловутые «свободные выборы», и всемогу-
щий и страшный Архипелаг ГУЛАГ, и заключенный Щ-854 из пове-
сти А. Солженицына «Один день Ивана Денисовича»... Сегодня мы
много спорим о судьбе России, о возможных путях реформ, о нужно-
сти или ненужности «железной руки» в управлении государством. В
этом смысле роман Замятина был и остается книгой-предостереже-
нием, весомым аргументом в современной борьбе идей. Читая «Мы»,
понимаешь, как важно уметь разглядеть за громкими лозунгами и
красивыми посулами сущность происходящего в обществе. Важно
всегда и везде оставаться личностью, не следовать сомнительным
«веяниям времени», оставлять за собой право сомневаться. В этом
смысле фантастика Замятина для нас есть и остается реальностью се-
годняшнего во многом «пронумерованного мира».