РАЗМЫШЛЕНИЯ НАД ПРОЧИТАННОЙ КНИГОЙ
(По роману М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита»)
Недавно я перечитал роман Михаила Афанасьевича Булгакова
«Мастер и Маргарита». Когда я открыл его в первый раз, то оста-
вил почти без внимания ершалаимские главы, замечая только са-
тирические эпизоды. Но известно, что, вернувшись к книге через
какое-то время, обнаруживаешь в ней что-то новое, ускользнувшее
от внимания в прошлый раз. Снова меня увлек роман Булгакова,
но теперь заинтересовала проблема власти и творчества, власти и
личности, проблема жизни человека в тоталитарном государстве. Я
открыл для себя мир ершалаимских глав, объяснивших мне фило-
софские взгляды и нравственную позицию автора. По-новому
взглянул я и на Мастера — через призму биографии самого писате-
ля.
89
Тяжелейшими были для Михаила Афанасьевича двадцатые го-
ды, но еще более ужасными оказались тридцатые: его пьесы запре-
щались к постановке, его книги не издавались, сам он долгое время
даже не мог устроиться на работу. В газетах печатались разгром-
ные «критические» статьи, письма «возмущенных» рабочих и кре-
стьян, тщательно подобранных представителей интеллигенции.
Основным был лозунг: «Долой булгаковщину!» В чем только не об-
виняли тогда Булгакова! Он якобы разжигает своими пьесами на-
циональную рознь, порочит украинцев и воспевает белогвардейщи-
ну (в «Днях Турбиных»), маскируясь под советского писателя. Ли-
тераторы, всерьез считавшие бесформенность новой формой рево-
люционной литературы, говорили, что Булгаков — писатель слиш-
ком культурный, чванится своей интеллигентностью и мастерст-
вом. К тому же в литературе началось утверждение принципа пар-
тийности, классовости, «писательского миросозерцания, тесно свя-
занного с ясной общественной позицией» (Н. Осинский о «Белой
гвардии»). Но Булгаков рассматривал события действительности не
с политической или классовой точки зрения, а с общечеловеческой.
Поэтому он, отстаивавший независимость творчества от государст-
ва, от господствующей идеологии, был обречен на «распятие». Ни-
щета, улица, гибель были уготованы ему тоталитарным государст-
вом.
В это тяжелейшее время писатель приступает к работе над пове-
стью о дьяволе («Инженер с копытом»), в уста которого он вложил
проповедь справедливости, сделав его поборником добра, борющим-
ся с «силами зла» — московскими обывателями, чиновниками. Но
уже в 1931 году Сатана действует не один, а со свитой, появляется
герой — двойник автора (Мастер) и Маргарита (прототипом ее бы-
ла Елена Сергеевна Булгакова). Роман «Мастер и Маргарита» при-
обрел автобиографические черты: судьба Мастера во многом сходна
с судьбой самого Булгакова.
Мастер написал роман не по заказу «партии и правительства», а
по зову сердца. Роман о Пилате — плод творческого полета мысли,
не знающего догм. Мастер не сочиняет, а «угадывает» события, не
принимая во внимание руководящих установок, — отсюда ярость
«синедриона» критиков. Это ярость тех, кто продал свою свободу,
против того, кто сохранил ее в себе.
Никогда в жизни Мастер не сталкивался с миром литераторов.
Первое же столкновение приносит ему гибель: тоталитарное обще-
ство раздавило его морально. Ведь он был писатель, а не сочини-
тель «на заказ», его произведение несло в себе крамольные в те
времена мысли о власти, о человеке в тоталитарном обществе, о
свободе творчества. Одним из главных обвинений против Мастера
было то, что роман он написал сам, ему не были даны «ценные ука-
зания» по поводу темы произведения, героев, событий. Литераторы
МАССОЛИТа (то есть РАППа, а затем Союза писателей СССР) даже
не понимают того, что настоящую литературу, настоящие произве-
дения пишут не по заказу: «Не говоря ничего по существу романа,
редактор спрашивал меня о том, кто я таков и откуда я взялся, по-
чему обо мне ничего не было слышно раньше, и даже задал, с моей
точки зрения, совсем идиотский вопрос: кто это меня надоумил со-
90
чинить роман на такую странную тему?» — рассказывает Мастер о
своей беседе с редактором одного из журналов. Главное для массо-
литовцев — умение складно написать «опус» на заданную тему.
(так, поэту Бездомному было дано указание сочинить антирелиги-
озную поэму о Христе, но Бездомный написал о нем как о живом
человеке, а надо было — как о мифе. Парадокс: писать поэму о че-
ловеке, которого, по мнению заказчиков, вообще не было), обла-
дать подходящей «чистой» биографией и происхождением «из ра-
бочих» (а Мастер был интеллигентным человеком, знал пять язы-
ков, то есть являлся «врагом народа», в лучшем случае — «гнилым
интеллигентом», «попутчиком»).
И вот дано указание начать травлю «богомаза» Мастера. «Враг
под крылом редактора!», «попытка протащить в печать аналогию
Иисуса Христа», «крепко ударить по пилатчине и тому богомазу,
который вздумал протащить ее в печать», «воинствующий бого-
маз» — таково содержание «критических» (а попросту клеветниче-
ских) статей о произведении Мастера. (Как тут не вспомнить ло-
зунг «Долой булгаковщинуЬ.)
Кампания по травле достигла своей цели: сначала писатель
только смеялся над статьями, затем он начал удивляться такому
единодушию критиков, не читавших роман; наконец наступила
третья стадия отношения Мастера к кампании по уничтожению его
выстраданного произведения — стадия страха, «не страха этих ста-
тей, а страха перед другими, совершенно не относящимися к ним
или к роману вещами», стадия психического заболевания. И вот
последовал закономерный итог травли: в октябре в дверь Мастера
«постучали», его личное счастье было разрушено. Но в январе его
«отпустили», Мастер решает искать убежища в клинике Стравин-
ского — единственном месте, где умные, мыслящие люди могут
найти покой, спастись от ужасов тоталитарного государства, в ко-
тором происходит подавление неординарно мыслящей личности,
подавление свободного, независимого от господствующей идеологии
творчества.
Но какие же «крамольные» (с точки зрения государства) мысли
высказал Мастер в своем романе, что заставило новый синедрион
добиваться его «распятия»? Казалось бы, роман о почти двухтыся-
челетней давности событиях не имеет связи с настоящим. Но так
кажется только при поверхностном ознакомлении с ним, а если
вдуматься в смысл романа, то его актуальность будет несомненна.
Мастер (а он двойник Булгакова) вкладывает в уста Иешуа Га-Ноц-
ри проповедь добра и истины: Иешуа говорит о том, что власть не
абсолютна, она не может контролировать людей; о том, что все лю-
ди по своей природе добрые, только обстоятельства делают их жес-
токими. Такие мысли крамольны с точки зрения рапповцев и мас-
солитовцев, правителей и их приспешников. Люди добры, а как же
тогда быть с «врагами народа»? Власть не нужна, а власть партии,
что с ней делать? Отсюда и выпады против Мастера; «библейский
дурман», «нелегальная литература». Мастер (то есть Булгаков) из-
дает новый вариант Евангелия, реальной и детальной земной исто-
рии. И Иешуа в романе не похож на «Сына Божьего». Он — чело-
век, способный испытывать и возмущение, и досаду, боится боли,
91
он обманут и боится смерти. Но он необыкновенен внутренне — он
обладает силой убеждения, он словами снимает боль, а главное в
том, что Иешуа не знает страха перед властью. Секрет его силы в
абсолютной независимости его разума и духа (чего нет у всех, кро-
ме Мастера). Ему неведомы оковы догм, стереотипов, условностей,
которыми связаны окружающие. На него не действует атмосфера
допросов, токи власти, идущие от Понтия Пилата. Внутренней сво-
бодой он заражает своих слушателей, чего боится идеолог Кайфа.
Именно ей он обязан тем, что ему открываются истины, сокрытые
от других. Мастер обладает качествами Иешуа (так как создал его),
но ему не свойственны терпимость и доброта бродячего философа:
Мастер может быть злым. Но их объединяет интеллектуальная сво-
бода, свобода духовная.
Как считает Иешуа, злых людей нет на свете, есть люди в тис-
ках обстоятельств, вынужденные их преодолевать, есть несчастные
и потому ожесточившиеся, но все люди добры по своей природе.
Энергию их доброты нужно высвободить силой слова, а не силой
власти. Власть развращает людей, в их душе поселяется страх, они
боятся, но боятся не за свою жизнь, а за свою карьеру. «Тру-
сость — самый большой порок на свете» — так говорил Иешуа,
имея в виду жизнь тех, кто стоит у власти.
В первой же из ершалаимских глав романа Булгакова (то есть в
романе Мастера о Пилате) лицом к лицу сходятся проявления сво-
боды истинной и несвободы. Иешуа Га-Ноцри, арестованный, звер-
ски избитый, приговоренный к смерти, несмотря ни на что, остает-
ся свободным. Отнять у него свободу мысли и духа невозможно. Но
он не герой и не «невольник чести». Когда Понтий Пилат подска-
зывает ему ответы, необходимые для спасения жизни, Иешуа не
отвергает эти намеки, а просто не замечает и не слышит их — на-
столько они чужды его духовной сущности. А Понтий Пилат, не-
смотря на то что он могущественный прокуратор Иудеи и в его ру-
ках жизнь или смерть любого жителя, является рабом своей дол-
жности и своей карьеры, рабом кесаря. Преступить черту этого
рабства выше его сил, хотя он очень хочет спасти Иешуа. Жертвой
государства оказывается он, а не бродячий философ, внутренне не-
зависимый от этого государства. Иешуа не стал «винтиком» тота-
литарной машины, не отступился от своих взглядов, а Пилат ока-
зался этим самым «винтиком», которому уже невозможно вернуть-
ся к настоящей жизни, невозможно проявить человеческие чувст-
ва. Он государственный деятель, политик, жертва государства и од-
новременно один из его столпов. В его душе конфликт между чело-
веческим и политическим началами оканчивается в пользу послед-
него. А ведь раньше он был храбрым воином, не знал страха, ценил
мужество, но стал аппаратным работником и переродился. И вот он
уже хитрый лицемер, постоянно носящий маску верного слуги им-
ператора Тиверия; страх перед стариком с «плешивой головой» и
«заячьей губой» воцарился в его душе. Он служит, так как боится.
А боится он за свое положение в обществе. Он спасает свою карье-
ру, отправив на тот свет человека, который покорил его умом, уди-
вительной силой своего слова. Прокуратор оказывается неспособ-
ным вырваться из-под влияния власти, стать выше ее, как это сде-
92
лал Иешуа. И в этом трагедия Пилата, да и всякого человека у ру-
ля власти. Но в чем же причина того, что роман Булгакова был
опубликован только через три десятилетия после своего написа-
ния? Ведь сатира московских глав не такая уж и «крамольная» да-
же с позиции сталинского времени. Причина — в ершалаимских
главах. В этой части романа содержатся философские раздумья о
власти, свободе мысли и души, там же «верхи» государства обрисо-
ваны детально, а «низы» ,— бегло. В главах о Москве Булгаков иро-
низирует над рядовыми обывателями, сатирически изображает
среднее звено руководителей. Получаются две усеченные пирами-
ды, которые автор соединяет в одну с помощью слов Воланда на се-
ансе черной магии. Простые люди подобны прежним (так же, как и
люди власти). Правители по-прежнему далеки от народа, не могут
обойтись без легионов солдат, тайной службы, идеологов, удержи-
вающих людей в состоянии слепой веры в Великую Теорию, бога
или богов. Слепая вера работает на власть. Люди, ослепленные,
одураченные «великими идеями», догмами, зверски расправляются
с лучшими представителями нации: мыслителями, писателями,
философами. Расправляются с теми, кто сохранил внутреннюю не-
зависимость от власти, с теми, кто н« согласен быть «винтиком»,
кто выделяется из общей массы обезличенных «нумеров».
Такова судьба мыслящей личности в тоталитарном государстве
(не имеет значения время и место: Иудея или Москва, прошлое или
настоящее — судьба таких людей была одинаковой). Казнен
Иешуа, морально раздавлен Мастер, затравлен Булгаков...
Хотя власть кесаря всемогуща, мирные речи, отвергающие на-
силие и разрушение, опасны для вождей-идеологов; они опаснее
разбоя Вар-раввана, так как пробуждают в людях человеческое до-
стоинство. Эти мысли Иешуа актуальны и сейчас, в век разгула на-
силия и жестокости, в век ожесточенной борьбы за власть, когда
интересы конкретной личности, простого человека часто попирают-
ся государством. Учение Иешуа осталось жить. Значит, есть предел
и неограниченной с виду власти касарей — императоров — вож-
дей — «отцов народов» перед жизнью. «Тухнет храм старой веры.
Человек перейдет в царство истины и справедливости, где вообще
не будет надобна никакая власть». Тоталитарное государство ока-
жется бессильно перед личностью.