РАЗМЫШЛЕНИЯ НАД ПРОЧИТАННОЙ КНИГОЙ.
Ч. Т. АЙТМАТОВ. «ПЛАХА»
«Обитателям уникальной Моюнкумской саванны не дано было
знать, что в самых обычных для человечества вещах таится источ-
ник добра и зла на земле». «И уж вовсе неведомо было четвероно-
гим и прочим тварям Моюнкумской саванны, отчего зло почти
всегда побеждает добро...»
В романе Чингиза Айтматова «Плаха» подписан, пожалуй, са-
мый жестокий приговор из тех, что довелось мне услышать. Зло
побеждает, а значит, совсем скоро люди не смогут больше испить
чашу мучения и восторга, познав музыку ветра, не увидят вечного
и бесконечного неба... Приговор Айтматова — это уже не лермон-
товское учение о тождестве добра и зла, выдвинувшее принципы
оправдания зла из-за того, что родились эти противоположности из
одного корня; это и не булгаковское зло, которое совершает благо.
326
Герои Айтматова идут на Голгофу, другой дороги нет. А почему?
Да потому, что умирает душа человеческая, а когда это происхо-
дит, умирает и сам человек. Поэтому возникает потребность гово-
рить об экологии духа.
Не случайно все события романа в большей или меньшей степе-
ни связаны с природой. В мировой литературе духовность и богат-
ство внутреннего содержания героев определялись степенью их
близости к природе. Герои, у которых внутреннее содержание пре-
обладает над внешней формой, «любят русскую зиму», мечтают
улететь в небо или просто находят великое удовлетворение в работе
на земле-матушке. Но в «Плахе» люди разрушают природу, и проб-
лемы экологии природы оборачиваются опасной деформацией чело-
веческой души.
Трагедия родилась в Моюнкумах... Людям понадобилось выпол-
нить план по мясосдаче, но честно решать свои проблемы люди ра-
зучились. Поэтому единственный выход — «не ударить лицом в
грязь перед народом и взыскательными органами свыше» они виде-
ли в том, чтобы варварски расстрелять степных сайгаков и собрать
«дармовой урожай». Это было уже не единоборство человека с при-
родой, не охота, а преступное браконьерство, возведенное в ранг го-
сударственной политики. Ужасно то, что для «блага» человека
уничтожались живые существа, гибла природа, которая дала чело-
веку высшее благо — жизнь. Чтобы истребить себе подобных и са-
мих себя (духовно), люди нагрянули на вертолетах, машинах, со
скорострельными винтовками, и опрокинулась жизнь в саванне
вверх дном... И вот уже вечные враги — волки и сайгаки — бегут
рядом, обезумевшие и беспомощные перед лицом смерти... И уже
нет людей, есть «звери» и... волки. Людей нет, потому что «челове-
ку дан был другой удел: хлеб добывать в труде и мясо взращивать
трудом — творить для самого себя природу», а не паразитировать
за ее счет. Но и волки уже не «звери», потому что в «Плахе» про-
исходят удивительные вещи: волки и люди словно меняются свои-
ми природными ролями, и те качества, которые, казалось бы, при-
сущи только человеку, мы обнаруживаем у волков. Волки, которые
по своей природе обречены убивать, чтобы дать жизнь себе и по-
томству, благородны, сильны и красивы. Их удивительная вер-
ность друг другу и особенная звериная нежность возвышают вол-
ков над многими людьми, не давая последним права на первенство.
В этой паре лютых Акбара была головой, была умом, ей принадле-
жало право зачинать охоту, а Ташчайнар был верной силой, неуто-
мимой, неукоснительно исполняющей ее волю. Эти отношения ни-
когда не нарушались».
Забота волков о потомстве — это самая настоящая забота о де-
тях на человеческом уровне. Акбара и Ташчайнар гордятся своими
неловкими, смешными малышами, а Акбара дает им имена и пыта-
ется, как и всякая мать, предугадать их будущее. «У самого круп-
ного из волчат был широкий, как у Ташчайнара, лоб, и потому вос-
принимался он Большеголовым, другой, тоже крупнячок, с длин-
нющими ногами-рычагами, которому быть бы со временем волком-
загонщиком, так и воспринимался Быстроногим, а синеглазая, как
и сама Акбара, игривая любимица значилась в ее сознании бессло-
327
веском Любимицей». Такое удивительное перевоплощение волков
открывает для читателя неизведанные кладовые природы, но в то
же время это чудо диктует новые, более совершенные нравственные
законы для человека, но вся беда в том, что и старые законы чело-
век не в силах исполнить, ведь душа его умирает...
Если у читателя есть возможность взглянуть на героев романа
со стороны, то сами герои лишены этой возможности из-за того,
что «зеркало души» покрылось черной пеленой, правда, по вине са-
мих же людей. Но в романе есть человек, который видит, как нару-
шаются нравственные законы, благодаря вере в Бога. Авдий Кал-
листратов пытается образумить людей, призывает их покаяться
вместе с ним. Но «не подумал в ту пору малоопытный юнец: а что,
если существует на свете закономерность, согласно которой мир
больше всего и наказывает своих сыновей за самые светлые идеи и
помыслы?» А когда выбрал Авдий путь на Голгофу, то не знал еще,
что его ждет, не знал, что «зло противостоит добру даже тогда, ког-
да добро хочет помочь вступившим на путь зла...». Первое «пора-
жение» Авдий потерпел в «сражении» с теми, кто «входил к Богу с
черного хода». Его спасло только чудо, дождь и добрые люди. Но
интересно, что добытчики анаши отвергли Авдия дважды: когда он
хотел их спасти и когда хотел разделить с ними страдания. Да, в
«гонцах» было человеческое, и именно Авдий увидел живую час-
тичку их души, но станут ли они людьми, если «общество» сделало
все для того, чтобы они стали преступниками?! В данном случае с
«гонцами» Авдий не «проиграл», но и не «выиграл»; вера в Бога
спасла его, но, по-моему, не спасла самих «гонцов?. Когда же Ав-
дий попал в воинство Обер-Кандалова, которое отправилось на кро-
вавую бойню сайгаков под красивым названием «сафара», то вера в
Бога оказалась роковой. Авдия распяли за чужие грехи на моюн-
кумском саксауле, но некому было прийти ему на помощь. Тогда,
собрав последние силы своей многострадальной души, Авдий обра-
тился к Акбаре. Волчица действительно пришла, но даже ей не да-
но было понять, какая высокая нота одиночества прозвучала в двух
простых словах: «Ты пришла...» «И ведь был уже один чудак гали-
лейский, который не поступился парой фраз и лишился жизни. Но
кто бы мог подумать, что все забудется в веках, только не этот
день...» Та жизнь, которая дана была Авдию, оборвалась, и никто
из людей не видел той смерти... Неужели зло все-таки победило?..
Был еще один человек, взошедший на Голгофу, сильный, чест-
ный и добрый. Но трагедия, один раз родившаяся в Моюнкумах,
искала новых жертв. В схватке человека, «зверя» и волчицы по-
гибнет не только Базарбай, который похитил у Акбары волчат, на-
всегда погубив ее вольную, дикую и прекрасную, как степная ночь,
жизнь. Погибнет и Бостон, которого будут обвинять в том, что он
хочет расплодить волков назло людям, а на самом деле в том, что
он хочет вернуть плачущей матери-волчице ее волчат. Трагедия
Акбары была слишком велика, жить она уже не могла, но она еще
могла мстить. Правда, очень скоро останутся только слезы, потеря
которых будет означать только одно — смерть. Но накануне своей
гибели Акбара встретит сына Бостона, и ей откроется, что это та-
кой же детеныш, как и любой из ее волчат, только человеческий.
328
Волчица унесет малыша с собой, но не в логово, а туда, откуда не
возвращаются... Прозвучат два выстрела, сделанные Бостоном про-
тив воли: «Акбара была еще жива, а рядом с ней лежал бездыхан-
ный, с простреленной грудью малыш...» Затем прозвучит еще один
выстрел: Бостон убьет Базарбая, но этими тремя выстрелами он
убьет и себя, ведь «он был и небом, и землей, и горами, и волчицей
Акбарой, великой матерью всего сущего... и Базарбаем, отвергну-
тым и убитым в себе». Теперь тот мир, та природа, которая жила в
нем и для него, больше не существует. «Это и была его великая ка-
тастрофа. И это был конец его света...» Еще один человек взошел
на «плаху», но мог ли он предотвратить катастрофу, мог ли он вы-
лечить души тех существ, для определения которых немыслимо
слово «люди», а слово «звери» слишком свято и непорочно? Нет,
он был один. Но Бостон и Авдий пострадали за чужие грехи, они
чувствовали себя виноватыми более других, поэтому их души не
погибли, а напомнили, что жизнь продолжается, что ценить ее
нужно не у последней черты, а всегда, что жизнь человека, его ду-
ша — самое хрупкое и самое великое творение природы.
Размышляя над романом, я поняла, что экология духа — та
проблема, которая ставит человека перед выбором между жизнью и
смертью. Странно, что именно приближение смерти пробуждает в
человеке все лучшее и худшее. Важно, чтобы этот момент стал тем
единственным шансом из многих сотен или тысяч шансов, когда
добро все-таки побеждает. Пожалуй, надежда на лучшее живет в
романе только в словах «почти всегда». Но и это много значит, ес-
ли только мы помним, что гибель одного человека не изменит
жизнь всего человечества, но «мир —• неповторимый, невозобнови-
мый — будет потерян для этого человека навсегда. И больше не
возродится. Ни в ком и ни в чем».