РЕЦЕНЗИЯ НА ПОВЕСТЬ В. П. АСТАФЬЕВА
«ПАСТУХ И ПАСТУШКА*
Чуть больше полвека, что минули после Великой Отечественной
войны, не ослабили интереса общества к этому историческому со-
бытию. Время демократизма и гласности, осветившее светом прав-
ды многие страницы нашего прошлого, ставит перед историками и
литераторами новые и новые вопросы. И наряду с традиционно рас-
сматриваемыми произведениями Ю. Бондарева, В. Быкова, В. Бо-
гомолова в нашу жизнь входят «не терпящие полуправды» романы
В. Астафьева «Пастух и пастушка», В. Гроссмана «Жизнь и судь-
ба», повести и рассказы В. Некрасова, К. Воробьева, В. Кондратье-
ва.
«Роковым препятствием на благородном человеческом пути бы-
ла и остается война — самое безнравственное деяние из всех, какие
породил человек*. И потому не умолкает война в творчестве Викто-
ра Астафьева. О тех молодых парнях, с которыми пришлось писа-
телю воевать, но которым не довелось дожить до Победы, и напи-
сал он одну из лучших, по-моему, одну из самых «трудных и боль-
нее доставшихся ему вещей» — повесть «Пастух и пастушка». В
этой повести воссоздан образ чистой любви, жизнь человеческих
душ, войной не смятых, не подавленных.
«Современная пастораль» — такой подзаголовок, многое опреде-
ляющий и проясняющий в идейном звучании произведения, дал
писатель своей повести, в которой есть любовь, есть счастье — эти
главные приметы традиционной пасторали.
383
Но недаром писатель рядом со словом «пастораль» поставил
слово «современная», как бы подчеркнув тем самым жестокую
определенность времени, безжалостного к человеческим судьбам, к
самым тонким и трепетным порывам души.
Есть в повести очень важное противопоставление — детское вос-
поминание главного героя, лейтенанта Бориса Костаева, о театре с
колоннами и музыкой, о пасущихся на зеленой лужайке белых
овечках, о танцующих юных пастухе и пастушке, любивших друг
друга, и «не стыдившихся этой любви, и не боявшихся за нее, рез-
ко, кричаще контрастирует, внешне сдержанно, но внутренне пора-
зительно глубоко и эмоционально, с обостренной болью и щемящей
душу печалью написанной сцены об убитых стариках, хуторских
пастухе и пастушке, «обнявшихся преданно в смертный час».
«Залп артподготовки прижал стариков за баней — чуть их не
убило. Они лежали, прикрывая друг друга. Старуха спрятала лицо
под мышку старику. И мертвых било их осколками, посекло оде-
жонку...» Короткая эта сцена, символика которой особенно очевид-
на в контрасте с театральной идиллией, пожалуй, центральная в
произведении. В ней как бы сконцентрирован трагизм войны, ее
антигуманность. И мы теперь не можем воспринимать дальнейшее
повествование, следить за короткой, как вспышка ракеты, исто-
рией любви Бориса и Люси, за судьбами других персонажей иначе
как через призму этой сцены.
Показать антигуманную суть войны, ломающую и коверкаю-
щую судьбы, не щадящую самою жизнь, — главная задача, кото-
рую поставил перед собой В. Астафьев в повести.
Писатель погружает нас в атмосферу войны, густо насыщенную
болью, неистовством, ожесточением, страданием, кровью. Вот кар-
тина ночного боя: «Началась рукопашная. Оголодалые, деморали-
зованные окружением и стужею, немцы лезли вперед безумно и
слепо. Их быстро прикончили штыками. Но за этой волной накати-
лась другая, третья. Все переменилось, дрожь земли, тертые с виз-
гом откаты пушек, которые били теперь и по своим, и по немцам,
не разбираясь, кто где. Да и разобрать уже ничего было нельзя».
Эта сцена призвана подвести читателя к основной мысли повести: о
противоестественности, заставляющей людей убивать друг друга.
Вне этой главной мысли нельзя понять трагедии повести лейте-
нанта Бориса Костаева, умершего в санитарной больнице, которому
война подарила любовь и тут же отняла ее. «Ничего невозможно
было поправить и вернуть. Все было и все минуло».
В повести «Пастух и пастушка», произведении большого фило-
софского смысла, наряду с людьми высокого духа и сильных
чувств, писатель создает образ старшины Мохнакова, способного к
насилию, готового переступить черту человечности, пренебречь чу-
жой болью. Трагедия Бориса Костаева становится еще яснее, если
пристальнее вглядеться в один из центральных образов — старши-
ну Мохнакова, не случайно проходящего рядом с главным героем.
Однажды в разговоре с Люсей Борис произнесет очень важные
слова о том, что страшно привыкнуть к смерти, примириться с ней.
И с Борисом и с Мохнаковым, находившимся на передовой, посто-
384
янно видевшими смерть во всех ее проявлениях, случается то, чего
боялся Костаев, Они привыкли к смерти.
Повесть В. Астафьева предостерегает: «Люди! Это не должно по-
вториться!»
