РЕЦЕНЗИЯ НА ПОВЕСТЬ Г. Н. ВЛАДИМОВА
«ВЕРНЫЙ РУСЛАН»
В свидетельствах «поднявшихся из ада», в книгах о сталинских
лагерях, которые так пристально читают в последние годы, мир за-
ключенных, мир следственных кабинетов, полуподвальных камер
и изоляторов виден глазами тех, кто прошел через кровавую мясо-
рубку, через арест и следствие.
Охранник и заключенный, жертва и палач отделены друг от
друга линией более непреодолимой, чем колючая проволока, сквозь
которую прорывались, однако, люди, стремящиеся к свободе.
Об одной из таких попыток — лагерные стихи А. Жигулина.
Вернее, даже не о попытке, а о повторяющемся кошмаре погони, в
которой лагерный опыт внес свои атрибуты: луч прожектора, вы-
шку, ребристый ствол автомата и страх, ужас человека, который
пытается бежать, но никак не может уйти от преследования.
Овчарки лают где-то в двух шагах.
Я их клыки оскаленные вижу.
Я до ареста так любил собак.
И как теперь собак я ненавижу!
Я посыпаю табаком следы.
Я по ручью иду, чтобы сбить погоню, —
Они все ближе, ближе...
Сквозь кусты
Я различаю красные погоны...
А что, если посмотреть на мир тюрьмы глазами тех, кто носит
эти самые красные погоны? Или вовсе глазами собаки, мчащейся
по посыпанному табаком следу? Что чувствует она, настигая бегу-
щего?
«Восторг повиновения, стремительный яростный разбег, обман-
ные прыжки из стороны в сторону — и враг мечется, не зная, бе-
жать ему или защищаться. И вот последний прыжок, лапами на
грудь, валит его навзничь, и ты с ним вместе падаешь, рычишь не-
истово над искаженным его лицом...»
Это цитата из повести Г. Владимова «Верный Руслан», широко
известной на Западе и ставшей доступной сравнительно недавно.
Запрещенная к печати в семидесятые годы, но все равно читае-
мая, повесть «Верный Руслами» воспринималась как отчаянно сме-
лое обвинение режиму, покалечившему не только человеческие су-
дьбы, но и человеческие души. «Увидеть ад глазами собаки и по-
считать его раем» — так сам автор определил главную проблему
«Руслана».
Вадимов взялся за очень трудную задачу. Речь идет об искаже-
нии природы, в сущности, прекрасной, о дрессировке сознания лю-
13-3959 385
дей, без которой была бы невозможна победа той идеи, что челове-
ка можно осчастливить через насилие.
Что знает о жизни главный герой повести — умный сторожевой
пес Руслан? Что значит для него, к примеру, счастье? Ночные бде-
ния с хозяином, когда они несут службу, и возле них добро и теп-
ло, а там — весь огромный мир с его злостью и пакостями.
Что такое порядок? Бараки в два ряда, вышка, колючая прово-
лока да глаз прожектора, освещающий лагерь. Что такое долг? Ох-
ранять этот порядок, оберегать его, не подпускать заключенного к
колючей проволоке, не давать ему возможности выйти из строя, а
если тот вышел — заталкивать обратно.
Но вот однажды этот мир рухнул. Флаг, развевающийся над ла-
герем, был снят и брошен на землю, огромные ворота, которые по
всем правилам должны были быть закрыты, распахнулись. Лагерь
опустел, а ужасного вида человек на своем урчащем тракторе дела-
ет то, за что раньше стреляли без окрика: ломает забор с колючей
проволокой. Как тут не зарычать, как не приготовиться к прыжку,
ожидая услышать: «Фас, Руслан! Фас!*
Но нет долгожданной команды. Что же это происходит? Круше-
ние порядка, крушение мира... Свобода не просто непривычна для
Руслана — она для него неприемлема, а воспринимает он ее как
временную.
Ему очень хочется, чтобы его «рай» — старый мир с его поряд-
ками, размеренная лагерная жизнь и все, что несла она с собой, —
вернулся. Поэтому и бегает он на платформу ждать, когда приедет
поезд с заключенными. Другие собаки уже забыли о долге, предали
службу, перешли к «вольняшкам», а Руслан все ждет. Что чувству-
ет он, выброшенный из своего мира?
Брошенность, утрату смысла существования — вот что испыты-
вает Руслан. Но он не может смириться с тем, что его «рай» не вер-
нется никогда. «Он ждал — и дождался. Кто так неистово ждет,
всегда дождется», — говорит Владимов.
Однажды на запасной путь приходит поезд с молодыми рабочи-
ми, которые сами выстраиваются в колонны, и собаки вспоминают
о своем долге, начинают эти колонны конвоировать.
«Какой эскорт!» — шутят рабочие, не понимая зловещего смыс-
ла происходящего. Но вскоре он доходит и до них, как дошел до
тех людей, которые наблюдали.
Однако нет у колонны конвоира, который бы предупредил:
«Шаг вправо, шаг влево...» И кто-то обязательно сделает этот
шаг — упадет с разодранным горлом.
В развернувшемся побоище людей и собак суждено погибнуть
Руслану: ему перебили позвоночник, и потертый бывший заклю-
ченный, которого Руслан «счел себя обязанным охранять, пока не
вернутся хозяева», не видит иного выхода, кроме как добить пса.
Пока я читала эту повесть, меня мучил один вопрос: кто Рус-
лан — палач или жертва? Я сочувствовала псу, который гордо от-
казывался от еды, потому что кодекс собачьей чести предписывал
брать ее только из рук хозяина. Сочувствовала тогда, когда, отыс-
кав хозяина, Руслан готов броситься ему на помощь, чтобы огра-
дить от беды. Но беда не пришла, просто бывший заключенный по-
386
ложил руку на плечо хозяина, и Руслан был вынужден тихо сидеть
в стороне, сгорая от желания ринуться к хозяину и лизнуть ему ру-
ку, и верить в то, что его наконец увидят и позовут.
Сочувствовала тогда, когда пес часами сидел на платформе в
ожидании поезда, а потом бежал в лагерь доложить: поезда нет.
Виноват ли Руслан в том, что честно несет свою службу? Вино-
ват ли в своей преданности? Владимов снимает ответственность со
своего героя и возлагает ее на тех, кто его учил.
«— Хрен с ним, ребята, не надо дразнить, — сказал солдат. Он
все сидел в пыли, раздирая рукав и заматывая локоть. — Он слу-
жит.
— Никто не дразнит, — сказал мальчик. И возмутился: — Так
это он, оказывается, служит? Какая сволочь!
— Да никакая, — сказал солдат. — Учили его, вот он и слу-
жит».
Книга необычайно интересна прежде всего тем, что в ней рас-
сказывается о существе, находящемся по ту сторону колючей про-
волоки, но с более искаженной судьбой. «Господа! Хозяева жизни!
Мы можем быть довольны. Наши усилия не пропали даром. Силь-
ный и зрелый, полнокровный зверь, бегущий в ночи по безлюдно-
му лесу, чувствовал на себе жестокие, уродливые наши постромки
и принимал за радость, что нигде они ему не жмут, не натирают,
не царапают».
В своей повести Владимов показал истинную трагедию предан-
ности. И если представить, что под собачьими кличками и образа-
ми скрыты люди, то станет еще больнее за судьбу тех, кто служил
неправедной идее. Служил по-своему честно, но оказался не нужен.
Разве виноваты они в том, что их служба оказалась неверной, лож-
ной, а жизнь их — навсегда искалеченной?