РЕЦЕНЗИЯ НА ПОВЕСТЬ К. Д. ВОРОБЬЕВА
«УБИТЫ ПОД МОСКВОЙ»
Книги могут нравиться или не нравиться. Но есть среди них та-
кие, которые не попадают ни в одну из этих категорий, но пред-
ставляют собой нечто большее, которые врезаются в память, стано-
389
вятся событием в жизни человека. Таким событием для меня стала
книга Константина Воробьева «Убиты под Москвой». Я словно
услышала тот голос:
х
...Нам свои боевые
Не носить ордена.
Вам — все это, живые,
Нам — отрада одна:
Что недаром боролись
Мы за Родину-мать.
Пусть не слышен наш голос, —
Вы должны его знать.
Эти строки взяты автором в качестве эпиграфа из стихотворе-
ния Твардовского «Я убит подо Ржевом», которое и названием, и
настроением, и мыслями перекликается с повестью Константина
Воробьева.
Ее автор сам прошел через войну — об этом узнаешь и без чте-
ния биографии. Так писать невозможно с чужих слов или из вооб-
ражения — так писать мог только очевидец, участник. Повесть
«Убиты под Москвой», впрочем, как и все творчество Константина
Воробьева, очень эмоциональна. Эта книга особенна еще тем, что в
ней сочетаются, с одной стороны, реалистичность, а с другой —
глубокое осмысление событий и тонкий психологический анализ
поступков героев с высоты прожитых лет.
«Убиты под Москвой» — по форме короткая повесть, однако по
содержанию она включает в себя целую эпоху. Такое ощущение по-
является потому, что война, врываясь в человеческую жизнь, влия-
ет на нее, как ничто другое, радикально меняет ее. Если в мирной
жизни душа развивается, эволюционирует, то на войне в ней про-
исходит ломка: ломаются прежние нравственные ценности, преж-
ний взгляд на вещи. Если в литературе мирного времени символом
духовных исканий становится дорога, путь, то у Константина Воро-
бьева — беспорядочное, безысходное метание под обстрелом с воз-
духа.
Проблемы, встающие перед человеком на войне, почти те же,
что и в мирное время, однако они поставлены настолько остро,
требовательно, что от них ни скрыться, ни убежать. Эти извеч-
ные проблемы героизма, гуманизма, долга решает для себя кур-
сант Алексей Ястребов. Автор говорит словами Рюмина: «Судьба
каждого курсанта... вдруг предстала средоточием всего, чем мо-
жет окончиться война для Родины — смертью или победой». В
судьбе одного курсанта словно сконцентрировалась судьба всей
России.
Актом огромного гуманизма и гражданского мужества стало
само слово в защиту тех, кто струсил, спасовал, проявил слабость в
тяжелую минуту, «придавленный к земле отвратительным воем
приближающихся бомб», вжавшийся в нее под минометным об-
стрелом. Они, курсанты, не думали о спасении так холодно и рас-
четливо, как генерал-майор, снявший знаки различия и бежавший
с передовой. У них не было времени думать о долге («Он подумал о
Рюмине, но тут же забыл о нем... Мысли, образы и желания с осо-
бенной ясностью возникали и проявлялись в те мгновения, которы-
390
ми разделялись взрывы...»), поскольку «тело берегло в себе лишь
страх». Тот, кто переборол в себе чувство страха, безусловно, герой.
Но в остальных, менее сильных духом, автор учит видеть не тру-
сов, а прежде всего людей. Обыкновенных. Таких же, как те, что
не почувствовали еще в жизни настоящего страха, не увидели
смерть вблизи, но берутся судить свысока, не имея на то морально-
го права! На протяжении всей повести я задавала себе вопрос: «А
как бы я поступила на месте героев Воробьева?» И, честно ответив
на него, понимала, что не все в жизни можно разделить на черное
и белое, трусость или героизм.
К тому же, говорит автор, погибать страшно и противоестест-
венно, но погибать напрасно, бесполезной жертвой, противно самой
природе человеческой, тому, что отличает человека от зверя. Про-
тест против этого звучит в потрясающей сцене, когда курсанты в
отчаянии и бессилии стреляют в горизонт.
Автор прощает своим героям страх за собственную жизнь еще
потому, что жизнь человеческая была ценна для них вообще, и
своя, и чужая. Преодоление любви к человеку, заложенной в них
заповедью «не убий», стало для них даже мучительнее, чем борь-
ба с трусостью. Война отбрасывает высшие нравственные ценно-
сти, лучшие человеческие качества: доброту, гуманность, способ-
ность к сопереживанию — и превращает их в источник слабости.
Ведь надо совершить единственный выбор: мы или они. Поэтому
очень трудно, мучительно происходит перестройка сознания, вы-
рабатывается ненависть к врагу. Константин Воробьев, будучи
писателем-философом, гуманистом,-под жертвами войны понима-
ет не только убитых и пострадавших физически, но и духовно,
тех, кто пересилил в себе ради высшей цели — справедливо-
сти — чувства добра и милосердия. В этих жертвах — тоже ужас
войны.
Сначала у Алексея «сердце упрямилось» думать о фашистах
«иначе как о людях». Сердцем он еще чувствовал, что убийство —
преступление. Первый немец, убитый им во время ночной атаки,
для него все еще такой же гчеловек. Потом он пытался и не смог
взглянуть ему в лицо, боясь, что оно будет лицом человека, а не
врага. Воробьев не осуждает своего героя и не оправдывает его.
Писатель не призывает к ненависти или мести — он лишь с
огромной, бесконечной болью говорит, что сама жизнь учит это-
му: «Со стороны учиться мести невозможно. Это чувство само рас-
тет из сердца, как первая любовь к не знавшим ее...» Гибель ро-
ты, самоубийство Рюмина, смерть под гусеницами немецких тан-
ков уцелевших после налета курсантов — все это завершило пере-
оценку ценностей в сознании главного героя. В нем зарождается
ненависть, освященная воспоминаниями детства. Да, он приобрел
способность ненавидеть, ибо «так было легче идти», так было лег-
че воевать. Но он при этом многое, очень многое потерял. То, как
он «вяло, всхлипывающее повторял ничего не значащие слова:
«Стерва... Худая...» — было внешним выражением этой ужасной
потери...
Чувство долга и ответственности есть у Алексея Ястребова и ка-
питана Рюмина. Это чувство диктует им быть спокойными, уверен-
391
ными в себе, чтобы курсанты «испытывали облегчающее чувство
безотчетной надежды», требовать прежде с себя, а затем уже с оста-
льных. «Нет, сначала я сам, надо все сперва самому... надо пер-
вым» — и в борьбе с врагом, и в борьбе с самим собой. Такое чувст-
во ответственности — у молодых ребят, курсантов! Оно звучит
гневным упреком высшему командованию, бросившему их на пере-
довую лишь с учебными самозарядными винтовками и бутылками
с бензином, без пищи, без пулеметов, бросившему на произвол су-
дьбы. А в это время в тылу войска НКВД, сытые, одетые, воору-
женные... Чувство долга — это еще то, что подвигло писателя ска-
зать правду. И это тоже было подвигом.
Константин Воробьев — писатель-психолог. В его произведени-
ях «говорят» даже детали. Вот курсанты хоронят погибших това-
рищей. Время остановилось для мертвеца, а на его руке все тикают
и тикают часы. Время идет, жизнь продолжается, и продолжается
война, которая будет уносить все новые и новые жизни так же не-
отвратимо, как тикают эти часы.
Опустошенный страшными потерями, человеческий ум начина-
ет болезненно подмечать подробности: вот сожжена изба, а на пепе-
лище ходит ребенок и собирает гвозди; вот Алексей, идущий в ата-
ку, видит оторванную ногу в сапоге. «И понял все, кроме главного
для него в ту минуту: почему сапог стоит?»
И жизнь, и смерть описаны с ужасающей простотой, но сколько
боли звучит в этом скупом и сжатом слоге!
С самого начала повесть трагична: еще идут строем курсанты,
еще война не началась для них по-настоящему, а над ними, как
тень, уже нависло: «Убиты! Убиты!» Под Москвой, подо Рже-
вом...»
И во всем этом мире
До конца его дней
Ни теплички, ни лычки
С гимнастерки моей.
Сжимается сердце при мысли, что они были лишь чуть старше
меня, что это они убиты, а я жива, и тотчас же оно наполняется не-
выразимой благодарностью за то, что мне не пришлось испытать
того, что испытали они, за драгоценный дар свободы и жизни.
Нам — от них.