РЕЦЕНЗИЯ НА РОМАН А. Н. РЫБАКОВА «ДЕТИ АРБАТА»
Во многих откликах на «Детей Арбата» один и тот же мотив:
как же вовремя вышла эта книга! Считается, что книги все-таки
должны выходить по мере их написания.
Отнюдь не отказавшись от этой мысли, сегодня критики правы.
Теперь, когда страсти вокруг рыбаковского романа поулеглись и
яростные споры о нем отошли в область хоть и недавней, но все же
истории, даже самые активные противники «Детей Арбата» вряд
ли станут отрицать, что этой книге было суждено сыграть особую
роль в нашем общественном развитии.
Именно в ходе полемики вокруг «Детей Арбата» шел невидан-
ный прежде процесс объединения и размежевания разных литера-
турных — и не только литературных — сил. Именно в ходе этой
полемики обозначились отчетливые контуры грядущих обществен-
ных противостояний. И для «левых» и для «правых» роман явля-
ется чем-то вроде испытательного полигона: в ходе пробных боев
многое уточнялось, укреплялись позиции, неизбежно становилось
легче двигаться дальше. Именно после публикации'«Детей Арбата»
и вызванной ими полемики вовсю развернулся и сделался практи-
чески неуправляемым поток «возвращаемой» литературы. И —
оглянемся еще раз — после «антисталинских» «Детей Арбата» по-
настоящему пошел, раскрутился разговор о нашей сравнительно
близкой и чуть более отдаленной истории, дошедший от разоблаче-
ния беспримерных злодеяний «отца народов» до анализа глубин-
ных начал большевистского государства и личности его основателя,
Разговор, в свете которого потерял недавнюю остроту и сам прогре-
мевший роман Рыбакова. Этот взгляд можно позволить отнюдь не
для того, чтобы убедить читателей, открывших для себя «Детей
Арбата», будто бы все это произошло благодаря одному-единствен-
ному произведению. Но так уж сложилось, что этому роману выпа-
ло оказаться камнем преткновения. Начну с последнего. Нам уже
доводилось сравнивать литературу советского периода с айсбер-
гом — на поверхности видна лишь верхушка, все остальное спрята-
но под водой. В те далекие годы, как бы то ни было, но полностью
«распахнуться» в ту пору было дано далеко не каждому, у каждого
ставились свои пределы. Все светские люди мечтали, что пределов
в обозримом будущем вообще не будет — такую перспективу с
огромным трудом способно было переварить сознание человека. Но
даже самые вольнодумные из нас продолжали оставаться советски-
ми людьми, воспитанниками этой системы.
Словом, в той или иной мере, с теми или иными оговорками на-
ше сознание оставалось «айсбергом». Такими и пришли к чтению
романа «Дети Арбата».
Резонанс в печати, какого еще не вызывало ни одно произведе-
ние тогдашней литературы. Тому виной служили несколько при-
405
чин. И первой, главной была фигура Сталина, которой автор отдал
первостепенное место. Если вспомнить тот образ человека с труб-
кой, который еще недавно во множестве копий представал перед
нами из книг, — контраст был разительным. Не «строгий, но спра-
ведливый» Отец, несущий тяжкое бремя ответственности за под-
данных своей необъятной державы, — кровавый деспот, паук, пле-
тущий нити заговора против своих вчерашних соратников, хладно-
кровно подготавливающий убийство Кирова, чтобы развязать тер-
рор. Показывая своего героя изнутри, раскрывая отчасти в подроб-
ных внутренних монологах его психологию и, главное, философию,
Рыбаков обращался к самым серьезным вопросам нашего историче-
ского бытия — вопросам, которые в таком прямом виде еще никог-
да не вставали со страниц нашей литературы. Сталин, Киров, Яго-
да, Ежов. Арестованные, допрашиваемые, ссыльные. Коридоры тю-
рьмы и — коридоры власти. Скрытая от посторонних взоров жизнь
НКВД. Подоплека политических процессов. А ведь еще Москва
тридцатых годов, где страх и подступающие прозрения мешают с
бесшабашным весельем, где не только томятся в тюремных очере-
дях, но и коротают время в «подвальчиках», прожигают жизнь в
ресторанах, от души смеются и от души танцуют, заводят знаком-
ства.
«Дети Арбата» вышли «достаточно полнокровными — достаточ-
но для того, чтобы выглядеть «живыми людьми». Прочтение под-
линных миссий, неизбежная дань «правилам игры», которые за-
ставляли писателя даже в самой смелой своей смелости проявить
осторожность. Сегодня можно сказать, что это была полемика с
кляпом во рту, во всяком случае, начиналась она именно так. Сам
роман был поставлен в ложное положение: как в старые добрые
времена. В результате «Дети Арбата» были выдернутыми из общего
литературного ряда.
В романе автор учит нас, как достойно сражаться с противни-
ком, использующим то обстоятельство, что писатель делает предме-
том изображения Москву 1934 года, для обвинений его в равноду-
шии к судьбам российской деревни тридцатых—тридцать третьего
годов? С противником, из того факта, что автор рисует героев рома-
на детьми своего времени, живущими в Москве на Арбате, делаю-
щим вывод, будто его волнует лишь трагедия «своих» в противопо-
ложность трагедии «общенародной», — вот смысл названия романа
Рыбакова «Дети Арбата». Давал ли автор повод упрекать себя в
равнодушии к судьбам российского крестьянства, в том, что за тра-
гедией арбатских детей и коммунистов он не увидел трагедии «на-
рода»? Нет, не давал. Давал ли он повод упрекнуть свой роман в
сложности понимания? Был ли он полностью свободен в своих воз-
зрениях на истоки потрясших Россию катаклизмов? А ведь «Дети
Арбата» были к тому же произведением незаконченным, может
быть, крайне важной, но все-таки частью полотна, задуманного пи-
сателем. В самом деле, откуда нам знать, как будет развиваться за-
мысел и к чему в конце концов придет автор и его герои? Даже и
сейчас, когда прочитаны еще две книги, продолжившие «Детей Ар-
бата», мы не имеем права сказать, будто этот замысел нам стопро-
центно ясен. В «Детях Арбата» Саша Панкратов говорит философу
406
Всеволоду Сергеевичу: «Ленин тоже не отрицал вечные истины, он
сам на них вырос. Его слова об особой классовой нравственности
были вызваны требованиями момента, революция — это война, а
война жестока. То, что для Ленина было временным, вызванным
жестокой необходимостью, Сталин возвел в постоянное, вечное,
возвел в догму». «При всем вашем благородстве, Саша, — отвечает
Всеволод Сергеевич, — у вас есть одна слабинка: из осколков своей
веры вы пытаетесь испить другой сосуд. Но не получится: осколки
соединяются только в своей прежней форме». Слова слишком зна-
чимы, чтобы оказаться в романе случайно. Но теперь не до конца
понятен замысел автора... В «Тридцать пятом...» показано, как
осколки мировоззрения сами соединились в прежней форме.
Новый роман не подтвердил догадки критики. Но означает ли
это, что догадка в принципе была неверна? Если подумать прежде
всего потому, что все мы слишком хорошо знаем, как долго и му-
чительно избавлялось наше общество от иллюзий, как, даже прой-
дя через испытания, несопоставимые с Сашиными, люди продол-
жали держаться пусть не за Сталина, так хоть за Ленина, некото-
рые герои романа пытаются жить по меркам партии, они не знают
весь ужас, который творится буквально у них под носом, а кто не
может привыкнуть ко лжи, те погибают, не выдерживая «паути-
ны» Сталина. Так что, рисуя своих героев такими, писатель не по-
грешил против истины. И, видно, правда Сашиного характера и ха-
рактера времени заключается как раз в том, что ни на Арбате, ни в
тюремной камере, ни даже в сибирской ссылке не дано ему еще бы-
ло прозреть. Лишь пройдя через мытарства главного героя Саши,
человека с «минусом» в паспорте, через унижения, связанные с
устройством на работу, с ежедневным страхом снова «загреметь» и
увлечь за собой других, лишь совершив над собой нравственное на-
силие и подняв руку за смертную казнь людям, — лишь пройдя че-
рез все это, Саша Панкратов начинает догадываться и о своей вине:
«То, что происходит сейчас, — неизбежное следствие того, что про-
исходит тогда. Тогда он сам требовал от других победных гимнов,
теперь того же требуют от него».
В свете двух последующих книг несколько по-иному читаются и
«Дети Арбата». Нет, в замысел автора не входит скорый суд над ге-
роями, как не входило и вынесение окончательных исторических
приговоров. Кто рассуждает у Рыбакова о Ленине? Сталин, Саша
Панкратов, Киров, Будягин. Кого из них можно назвать «рупором
идей» писателя? Рыбаков не ушел от вопроса об исторической вине
героев и вождей революции в той крови, что пролилась и прольет-
ся, — он обошел этот вопрос. Причем обошел вполне в духе «айс-
берговых» времен, в расчете на понятливого читателя. И кто знает,
что пригрезится в последнем, смертном дыму герою гражданской
войны Будягину: может, он, проходя через пытки, как и Саша
Панкратов, помнит: «то, что происходит теперь, — неизбежное
следствие того, что происходило тогда?» «Наступают черные време-
на» — кончились «Дети Арбата». Тридцать седьмой год у Рыбако-
ва — это уже апофеоз страха. Страха. Страха и лжи. Люди отъеди-
няются друг от друга и замолкают, рушатся человеческие контак-
ты.
407
Страх делает людей палачами. Так говорит Варя своей право-
верной сестре Нине после того, как ту вызывали в райком. Неизме-
римая, нескончаемая цепь страха: от Сталина — и вниз, вниз,
вниз. Где каждый — звено этого страха. Критики упрекают Рыба-
кова в длиннотах, в перенасыщенности фактическим материалом, в
ослабленности психологических мотивов. Писатель торопился, и
его можно понять. Сейчас мы читаем Рыбакова глазами людей, для
которых возвращенное прошлое еще не остыло. Но когда это все
уляжется и отойдет в область далекой истории, то люди будут бо-
лее лояльны к подобным романам. Сегодня, когда напечатано чуть
ли не все из «потаенной» литературы, кажется, перешагнули порог
долгожданной свободы слова, очень велик соблазн противопостав-
лять одних писателей другим. Каждый писатель — если это чест-
ный писатель — вершит дело своей жизни. Скажем, Рыбаков напи-
сал «Детей Арбата» в 1987 году, а время взял тридцатые—сороко-
вые годы Москвы. Нам есть за что испытывать благодарность к
Анатолию Рыбакову. «Арбатская эпопея» еще не закончена. Так
что дай Бог писателю довести свой замысел до конца. А пока этот
роман стал историческим занавесом, который открыл нам глаза на
недалекое прошлое нашей страны.