С. Д. ДОВЛАТОВ. «ЗОНА». (Опыт рецензии)
Сергей Довлатов — писатель нашего времени. Он стал известен
только в восьмидесятых годах. У нас же в стране его книги появи-
лись несколько лет назад, в начале девяностых.
Вся жизнь писателя была движением, энергией. Родившись в
эвакуации 3 сентября 1941 года в Уфе, он умер в эмиграции 24 ав-
густа 1990 года в Нью-Йорке. С 1978 года — двенадцать лет — До-
влатов жил в США, где окончательно выразил себя как прозаик.
На Западе он выпустил двенадцать книг на русском языке. Его
книги стали издаваться и на английском, и на немецком языках.
При жизни Довлатов переведен также на датский, шведский, фин-
ский, японский... Лауреат премии американского Пен-клуба, он
печатался в престижнейшем американском журнале «Ньюйоркер»,
где до него из русских прозаиков публиковали лишь Набокова. Са-
мым лестным образом отзывались о Довлатове Курт Воннегут и
Джозеф Хеллер, Ирвинг Хау и Виктор Некрасов, Георгий Влади-
мов и Владимир Воинович. Почему же все-таки российский талант
на Родине всегда в оппозиции? Не потому ли, что его цель — иде-
ал? По завету нашей классической литературы место художника —
среди униженных и оскорбленных. Он там, где нет правосудия, где
угасают мечты, царит беззаконие и разбиваются сердца. Но из тем-
ного болота жизни художник извлекает неизвестный до него
смысл, образы. Они «темны иль ничтожны» — с точки зрения гос-
подствующей морали. А поэтому и сам художник всегда ужасающе
темен для окружающих.
Довлатов сильно увлекался американской прозой: Шервудом
Андерсоном, Хемингуэем, Фолкнером, Сэлинджером. Влияние это
очевидно. Особенно в шестидесятые—семидесятые годы, когда ав-
тор жил то в Ленинграде, то в Таллине и по мелочам публиковался
в журнале «Юность». В Нью-Йорке оказалось, что эталоном прозы
Довлатову служат «Повести Белкина», «Хаджи-Мурат», рассказы
Чехова. Понадобилась эмиграция, чтобы убедиться в точности и
правильности своего предчувствия: «...похожим быть хочется толь-
ко на Чехова». Эта фраза из довлатовских «Записных книжек»
очень существенна. Метод поисков, так сказать, художественной
правды у Довлатова специфически чеховский. «Если хочешь стать
оптимистом и понять жизнь, то перестань верить тому, что говорят
и пишут, а наблюдай сам и вникай». Это уже из «Записной книж-
ки» Чехова — суждение, необходимое для понимания творчества и
жизненных принципов Довлатова.
В первую очередь писателя интересовало разнообразие самых
простых людей и ситуаций. Соответственно .в этом отношении его
представление о гении: «бессмертный вариант простого человека».
Вслед за Чеховым он мог бы сказать: «Черт бы побрал всех вели-
ких мира сего со всей их великой философией!»
Произведение «Зона», опубликованное в 1983 году, сначала в
Америке, у нас — гораздо позже, имеет второе название — «Запис-
ки надзирателя». Это своего рода дневник, хаотические записки,
комплект неорганизованных материалов, описывающих в точности
жизнь уголовной колонии. Рассказ ведется от первого лица — чело-
442
века, работавшего в этой колонии надзирателем. Он рассказывает о
дикости, ужасе мира, в который он попал. Мира, в котором дрались
заточенными рашпилями, ели собак, покрывали лица татуировка-
ми, насиловали коз. Мира, в котором убивали за пачку чая. Он пи-
шет о людях, живущих в этом мире. О людях с кошмарным про-
шлым, отталкивающим настоящим и трагическим будущим.
Но, несмотря на весь ужас и кошмар этого мира, жизнь продол-
жалась. И в этой жизни даже сохранились обычные жизненные
пропорции. Соотношение радости и горя, добра и зла оставалось не-
изменным. В этой жизни, пишет он, были и труд, и достоинство, и
любовь, и разврат, и патриотизм, и нищета. Были и карьеристы, и
люмпены, и соглашатели, и бунтари. Но система ценностей была
полностью нарушена. То, что еще вчера казалось важным, отошло
на задний план. Обыденное становилось драгоценным, драгоцен-
ное — нереальным. В этом диком мире ценились еда, тепло, воз-
можность избежать работы.
В рассказе есть эпизод, где автор рассказывает о человеке, меч-
тавшем стать на особом режиме, хлеборезом. «...Это был хмурый,
подозрительный, одинокий человек. Он напоминал партийного бос-
са, измученного тяжелыми комплексами». Для того чтобы занять
такое место, в зоне надо было лгать, льстить, выслуживаться, идти
на шантаж, подкуп, вымогательство. Любыми путями добиваться
своего.
Сравнивая в предисловии к «Зоне» себя с Солженицыным, До-
влатов говорит, что книги их совершенно разные. Солженицын был
заключенным и описывал политические лагеря. Довлатов же писал
о надзирателе в уголовном лагере.
Если говорить о художественном своеобразии произведения, то
стоит заметить, что в этих хаотических записках прослеживается
общий художественный сюжет, в какой-то мере соблюдено единст-
во времени и места; действует один лирический герой (конечно, ес-
ли можно назвать надзирателя «лирическим»). Можно сказать, что
довлатовское повествование разделено не на главы, а на абзацы, на
микроновеллы, как в чеховском театре, границей между ними яв-
ляется пауза. Любая из них может оказаться роковой.
Отчетливо демократическая ориентация довлатовской прозы со-
мнений не вызывает. И иного принципа отношений между людьми,
чем принцип равенства, он не признавал. Но понимал: равными
должны быть люди разные, а не одинаковые. В этом он видел нрав-
ственное обоснование демократии, и это убеждение диктовало ему
и выбор героев, и выбор сюжетов.