РЕЦЕНЗИЯ НА РОМАН В. В. НАБОКОВА «МАШЕНЬКА»
...Воспомня прежних лет романы,
Воспомня прежнюю любовь...
А. С. Пушкин
Роман Владимира Набокова «Машенька» — произведение иск-
лючительное и необыкновенное. Он отличается от всех написанных
им романов и пьес. Я прочла у Набокова множество произведений,
443
но именно «Машенька» привлекала меня красотой языка, легко-
стью, философскими рассуждениями о роли любви на земле. Если
кратко говорить о теме романа, то это повествование о необычном
человеке, находящемся в эмиграции, в котором уже начинает уга-
сать интерес к жизни. И только встретив случайно любовь своей
юности, он пытается возродиться, вернуть свое светлое прошлое,
вернуть молодость, во времена которой он был так счастлив.
Главный герой романа — Лев Глебович Ганин, эмигрировавший
в Берлин. На протяжении всего романа Набоков стремится подчер-
кнуть в нем его «особенность», несхожесть с окружающими. Ганин
живет в пансионе, где рядом с ним обитает еще шесть человек, ото-
рванных от России, обитающих в атмосфере пошлости, косности,
примирившихся со своим мирком. Этот пансион — своеобразный
символ, который Набоков называет «убежищем для изгнанных и
выброшенных». Эти люди действительно выброшены, выломаны
из жизни. Их судьбы разбиты, желания угасли. Набоков рисует их
слабыми и безмолвными, исключая, разумеется, главного героя.
Печальна судьба старого российского поэта Подтягина, смертельно
больного, стремящегося вырваться из лап эмиграции и вернуться
на родину, в Россию. Грустно читать и о Кларе — молодой девуш-
ке, безответно любящей главного героя, но не нашедшей в этой
любви никакой отрады. («...Она думала о том, что в пятницу ей бу-
дет двадцать шесть лет, что жизнь проходит и никогда не вернется,
что любовь эта ее совсем ненужная, никчемная...»)
Другой главный герой романа — Алексей Иванович Алферов,
яркое воплощение того, что Набоков наиболее всего презирает в че-
ловеке, по злой иронии судьбы оказавшийся нынешним мужем Ма-
шеньки, любившей Ганина долгие годы. Все пошло в Алферове:
слова («бойкий и докучливый голос»), банальности, внешний вид
(«было что-то лубочное, слащаво-евангельское в его чертах...»). Ал-
феров — полная противоположность интеллигенту Ганину, не при-
емлющему пошлость ни в каких ее проявлениях. Отчасти Набоков
придал Ганину черты своего собственного характера, вложил в него
ту попытку вернуть потерянный рай, терзавшую его самого.
Узнав о том, что Машенька, с которой он по воле случая рас-
стался еще в далекой молодости, жива и приезжает на днях к му-
жу, Ганин буквально просыпается в своей берлинской эмиграции:
«Это было не просто воспоминанье, а жизнь, гораздо действитель-
нее, гораздо «интенсивнее», — как пишут в газетах, — чем жизнь
его берлинской тени. Это был удивительный роман, развивающий-
ся с подлинной, нежной осторожностью».
Ганин принимает решительную попытку вновь обрести потерян-
ный рай: отказывается от своей псевдоизбранницы Людмилы и со-
бирается похитить Машеньку у Алферова. Он даже не спрашивает
себя, любит ли его Машенька до сих пор, он уверен, что молодость
вернется, а вместе и счастье. При этом для достижения своей цели
он совершает неэтичные поступки (поит Алферова водкой в ночь
перед приездом Машеньки и переставляет стрелку будильника,
чтобы Алферов не смог ее встретить, а сам бросается на вокзал).
Но лишь на вокзале Ганин осознает, что прошлое не вернуть,
что оно утеряно безвозвратно, что нужно просто бежать из этого
444
пансиона, из этой гнетущей, чужой и чуждой, пошлой атмосферы:
«Он до конца исчерпал свое прошлое, свое воспоминанье, до конца
насытился им, образ Машеньки остался... в доме теней, пансионе,
который сам уже стал воспоминаньем». Переболев своим прошлым,
герой отправляется на другой вокзал, уезжает в будущее, навстре-
чу новой жизни.
Б своем романе Набоков философски размышляет о любви к
женщине и к России. Две эти любви сливаются у него в одно целое,
и разлука с Россией причиняет ему не меньшую боль, чем разлука
с любимой. «Для меня понятия любовь и Родина равнозначны», —
писал Набоков в эмиграции. Его герои тоскуют по России, не счи-
тая Алферова, который называет Россию «проклятой», говорит,
что ей «пришла крышка». («Пора нам всем открыто заявить, что
России капут, что «богоносец» оказался, как, впрочем, можно бы-
ло догадаться, серой сволочью, что наша родина, стало быть, по-
гибла».) Однако остальные герои горячо любят родину, верят в ее
возрождение. («...Россию надо любить. Без нашей эмигрантской
любви России — крышка. Там ее никто не любит. А вы любите?
Я — очень».)
В целом Набоков сложен для понимания. Я впервые прочла его
автобиографический роман «Другие берега», когда мне было две-
надцать лет. В нем он как бы осмысливает всю свою жизнь, раз-
мышляет о детстве, своих поисках собственного «я», о поистине
«земном рае» своего духовного воспитания. «Мое детство было со-
вершенным», — писал он в «Других берегах».
Находясь в эмиграции, Набоков был вынужден писать свои про-
изведения на английском языке, отчего испытывал почти физиче-
скую боль. Его расставание с прекрасным и родным русским язы-
ком было мучительным, но это испытание он выдержал с честью.
Читая произведения Набокова сейчас, я вспоминаю рассказ
моей сестры, которая побывала в Швейцарии на его могиле. Он по-
хоронен на берегу Женевского озера, в небольшой деревушке ря-
дом с курортным городом Монтрё. По ее словам, более эстетской
могилы она не видела: огромный голубой камень, простая надпись,
цветущие фиалки вокруг... Именно о такой могиле мечтал его ге-
рой Цинциннат Ц. из прекрасного романа «Приглашение на
казнь». Снова в нем «потерянный рай», снова ностальгия по про-
шлому, любовь. Снова герой находится в состоянии одиночества:
«Нет в мире ни одного человека, говорящего на моем языке». Но
герой романа верит в собственное «я», как, должно быть, не терял
веры в себя сам автор. И именно эта вера не дала герою умереть да-
же после того, как ему отрубили голову, оказавшись сильнее топо-
ра. «Зачем я тут? Отчего так лежу? — И, задав себе этот простой
вопрос, он отвечал тем, что привстал и осмотрелся...» «Меня у ме-
ня не отнимет никто, — сказал Цинциннат Ц. сам себе...»
Размышляя над прозой Набокова, я поражаюсь тому, как его
герои испытывают душевный подъем во время собственных неудач,
а когда к ним приходит успех, они словно теряются, становятся
косноязыкими, тусклыми, приниженными. Дар описания у Набо-
кова развит до необыкновенных пределов, он обладал каким-то осо-
бым, словно отполированным языком, меткостью взгляда, способ-
445
ного при помощи художественных приемов и образов даже мело-
чам придать особое значение, подчеркнуть их.
Читая его романы, я чувствую в них одиночество человека, не
понятого многими, оторванного от того, что ему дорого. Боль и го-
речь едва слышны у него, он не подчеркивает их, а лишь скрывает
за будничными картинами и фразами. В этом я вижу его сходство с
Чеховым, который всегда говорил, что «в настоящей жизни люди
обедают, только обедают, а в это время слагаются их судьбы и раз-
биваются их жизни». Чехова Набоков всегда очень любил, считая
его «нравственный пафос» образцовым для писателя. «Я и Че-
хов — вот два моралиста», — говорил он. Особую близость Набоков
ощущал и к Достоевскому, описывая ненавистный ему «мирок по-
шлости и гнили», прикрытый псевдонравственностью.
Сейчас, к моей большой радости, у нас в стране стали проявлять
большой интерес к Набокову, многие и многие утверждают, что
именно у него нужно учиться прекрасному русскому языку, благо-
родному служению культуре. На Западе к нему, наоборот, относят-
ся вяло, но ведь Россия, его Россия, набоковская Россия любит и
признает его — это главное! Одиночество и ностальгия при жизни,
но признание и поклонение после смерти. Ради этого, я считаю,
стоило терпеть и страдания, и боль.
И сейчас, читая Набокова, я обогащаюсь не только умственно,
но и нравственно, духовно. Это чувство очищения со мной, пока я
люблю и ценю прозу Набокова, его потрясающий дар слова.