ПРОШЛОЕ, НАСТОЯЩЕЕ
И БУДУЩЕЕ В ПЬЕСЕ А. П. ЧЕХОВА
«ВИШНЕВЫЙ САД»
(вариант 2)
Своей последней пьесе Чехов дал подза-
головок — комедия. Но в первой постановке
Московского художественного академическо-
го театра еще при жизни автора пьеса пред-
стала тяжелой драмой, даже трагедией. Кто
же прав? Нужно иметь в виду, что драма —
это литературное произведение, рассчитан-
ное на сценическую жизнь. Только на сцене
драма обретет полноценное существование,
выявит весь заложенный в ней смысл, в том
числе получит и жанровую определенность,
поэтому последнее слово в ответе на постав-
ленный вопрос будет принадлежать театру,
режиссерам и актерам. В то же время изве-
стно, что новаторские принципы Чехова-дра-
матурга воспринимались и усваивались теат-
рами с трудом, не сразу.
Хотя мхатовская, освященная авторите-
том Станиславского и Немировича-Данченко
традиционная интерпретация «Вишневого са-
да» как драматической элегии закрепилась
в практике отечественных театров, Чехов ус-
пел высказать «своему» театру недовольство,
неудовлетворенность их трактовкой его лебе-
диной песни. «Вишневый сад» рисует проща-
ние хозяев, теперь уже бывших, с их родовым
дворянским гнездом. Тема эта неоднократно ос-
вещалась в русской литературе второй полови-
ны XIX века и до Чехова и трагедийно-дра-
матически и комически. В чем особенности
чеховского решения этой проблемы?
Во многом оно определяется отношением
Чехова к уходящему в социальное небытие
дворянству и идущему ему на смену капи-
талу, которое он выразил в образах соот-
ветственно Раневской и Лопахина. В обоих
сословиях и их взаимодействии Чехов ви-
дел преемственность носителей отечествен-
ной культуры. Дворянское гнездо для Чехо-
ва прежде всего очаг культуры. Конечно, это
еще и музей крепостного права, и об этом го-
ворится в пьесе, но Чехов видит в дворян-
ской усадьбе, все-таки в первую очередь
культурное гнездо. Раневская — хозяйка и
душа дома. Именно поэтому, несмотря на все
ее легкомыслие и пороки, к ней тянутся лю-
ди. Вернулась хозяйка, и дом ожил, в него
потянулись уже, кажется, навсегда покинув-
шие его прежние обитатели.
Лопахин под стать ей. Он чувствителен к
поэзии в широком смысле этого слова, у не-
го, как говорит Петя Трофимов, «тонкие,
нежные пальцы, как у артиста... тонкая неж-
ная душа». И в Раневской он чувствует та-
кую же родственную душу. Пошлость жизни
наступает на него со всех сторон, он приоб-
ретает черты ухаря-купца, начинает кичить-
ся своим демократическим происхождением
и бравировать некультурностью (а это счита-
лось престижным в тогдашних «передовых
кругах»), но и он ждет Раневскую, чтобы
около нее очиститься, снова выявить в себе
734
художественно-поэтическое начало. Такое изо-
бражение капитализма опиралось на реаль-
ные факты. Ведь многие русские купцы и ка-
питалисты, разбогатевшие к концу века, про-
явили интерес и заботу о культуре. Мамонтов,
Морозов, Зимин содержали театры, братья
Третьяковы основали картинную галерею в
Москве, купеческий сын Алексеев, взявший
сценический псевдоним Станиславский, при-
нес в Художественный театр не только твор-
ческие идеи, но и отцовское богатство, и
весьма немалое.
Лопахин — капиталист иного пошиба.
Поэтому и не удалась его женитьба на Варе,
они не пара друг другу: тонкая, поэтическая
натура богатого купца и приземленная, буд-
нично-обыденная, целиком ушедшая в прозу
жизни приемная дочь Раневской. И вот на-
ступает очередной социально-исторический
перелом русской жизни. Дворяне выбрасы-
ваются из жизни, их место занимает буржу-
азия. Как ведут себя хозяева вишневого са-
да? По идее, надо спасать себя и сад. Как?
Социально переродиться, тоже стать буржуа,
что и предлагает Лопахин. Но для Гаева и
Раневской это значит изменить себе, сво-
им привычкам, вкусам, идеалам, жизненным
ценностям. И поэтому они молчаливо отвер-
гают предложение Лопахина и бесстрашно
идут навстречу своему социальному и жиз-
ненному краху.
В этом отношении глубокий смысл несет
в себе фигура второстепенного персонажа —
Шарлотты Ивановны, В начале второго акта
она говорит о себе: «У меня нет настоящего па-
спорта, я не знаю, сколько мне лет... откуда я
и кто я — не знаю... Кто мои родители, может,
они не венчались... не знаю. Так хочется пого-
ворить, а с кем... Никого у меня нет... Все одна,
одна, никого у меня нет и... и кто я, зачем я, не-
известно». Шарлотта олицетворяет будущее
Раневской — все это скоро ждет хозяйку име-
ния. Но и Раневская, и Шарлотта по-разному,
конечно, проявляют удивительное мужество
и даже поддерживают бодрость духа в других,
потому что для всех персонажей пьесы с гибе-
лью вишневого сада, кончится одна жизнь,
а будет ли другая — кто знает.
Бывшие хозяева и их окружение (т. е. Ра-
невская, Варя, Гаев, Пищик, Шарлотта, Ду-
няша, Фирс) ведут себя смешно; а в свете на-
двигающегося на них социального небытия
глупо, неразумно. Они делают вид, что все
идет по-прежнему, ничего не изменилось и
не изменится. Это обман, само- и взаимооб-
ман. Но единственно этим они могут проти-
востоять неизбежности неотвратимого рока.
Лопахин скорее искренне горюет, он не ви-
дит в Раневской и даже в третирующем его
Гаеве классовых врагов, для него это доро-
гие, милые ему люди.
Общечеловеческий, гуманистический под-
ход к человеку доминирует в пьесе над со-
словно-классовым. Особенно сильна борьба
этих двух подходов в душе Лопахина, что
видно из его заключительного монолога тре-
тьего акта.
А как ведет себя в это время молодежь?
Плохо! У Ани в силу ее малолетства самое
неопределенное и в то же время радужное
представление об ожидающем ее будущем.
Она в восторге от болтовни Пети Трофимова.
Последнему хотя и 26 или 27 лет, но он счи-
тается молодым и, похоже, превратил свою
молодость в профессию. Иначе объяснить его
инфантильность и — самое удивительное —
общее признание, которым он пользуется,
нельзя. Раневская жестоко, но справедливо
выбранила его, в ответ он упал с лестницы. Его
красивым призывам верит только Аня, но мо-
лодость извиняет ее.
Гораздо больше того, что он говорит, Пе-
тю характеризуют его калоши, «грязные,
старые».
Но нас, знающих о кровавых социальных
катаклизмах, сотрясавших Россию XX века и
начавшихся буквально сразу после того, как
отгремели аплодисменты на премьере пьесы
и умер ее создатель, слова Пети, его мечты
о новой жизни, подхваченное Аней желание
насадить другой сад — нас все это должно
привести к более серьезным выводам о сущ-
ности образа Пети. Чехов всегда был равно-
душен к политике, как революционное дви-
жение, так и борьба с ним прошли мимо не-
го. Глупая девочка Аня верит этим речам.
Другие персонажи посмеиваются, иронизи-
руют: слишком большой недотепа этот Петя,
чтобы его бояться. Да и сад вырубил не он,
а купец, желающий устроить на этом месте
дачи. Чехов не дожил до других дач, устро-
енных на просторах его и нашей многостра-
735
дальной родины продолжателями дела Пети
Трофимова. К счастью, «жить в эту пору пре-
красную» не пришлось и большинству персо-
нажей «Вишневого сада».
Как уже говорилось, для Чехова харак-
терна объективная манера повествования, в
прозе его голос не слышен. В драме услы-
шать собственно авторский голос вообще не-
возможно. И все-таки — комедия, драма или
трагедия «Вишневый сад»? Зная, как Чехов
не любил определенность и, следовательно,
неполноту охвата жизненного явления со все-
ми его сложностями, следует осторожно от-
ветить: всего понемногу. Последнее слово и в
этом вопросе все-таки скажет театр.